Жизнь учит

Я тогда училась на 1-м не то на 2-м курсе МГУ, и, как-то раз, подружка привела меня в одну богемную компанию. Там были в основном студенты ГИТИСа, старая уютная московская квартира в сталинском доме, на стенах картины авангардные. Круглый деревянный стол, вино, чай, закуски, все чисто, хорошая музыка, никакого трэша. По левую руку от меня сидел мальчик – рыжий-рыжий, бледный, красивый, с веснушками. Он мне понравился. Он на меня смотрел, а я на него смотрела. И вот где-то после полуночи все как-то засуетились, зашептались, кто-то ушел в другую комнату, вернулся с пакетом. Из пакета явились шприцы – одноразовые, в целых упаковках, и еще всякие прибамбасы, все очень чистенько. Богемные студенты меня спросили, очень вежливо:
- Нет ли желания попробовать героин? Маленькую безопасную дозу? Бесплатно?
- Ой, - сказала я. – Разве бывает безопасная доза? Разве привыкание не возникает с первого раза?
Богемные студенты похихикали.
- Ерунда это все. С первого раза привыкания не бывает. Но мы тебе ничего не навязываем, ты не думай. Не хочешь – как хочешь.
И еще они мне рассказали, как после одной дозы они, к примеру, летают. Или испытывают оргазм на протяжении часа. И еще какие-то радости, я уже не помню. Шприцы у них только одноразовые. Опасности – ноль. Рыжий мальчик слева от меня молчал и слегка улыбался. И закатывал рукав.

Не то чтобы я хотела оргазм в течение часа. Но, видимо, я просто была идиоткой. Мне стало ужасно любопытно. Ну прямо очень любопытно. А все были такие милые, интеллигентные, классные – на наркоманов из страшилок ни капли не похожи.
И я сказала:
- Давайте. Но только маленькую пробную дозу.

Тогда рыжий мальчик, очень тихо, прямо вот шепотом, сказал мне:
- У меня СПИД.

Я испугалась и чуть отодвинулась. И стала судорожно соображать, не прикасалась ли я, к примеру, к его стакану. Хотя я, конечно, знала, что СПИД не передается через стаканы.

- СПИД не передается через посуду, - понимающе улыбнулся мальчик, рыжий и бледный. Ужасно, ужасно бледный, как я вдруг поняла. – Я тебе это, знаешь, зачем сказал? Чтобы ты еще раз подумала. Вот у меня, например, не было привыкания с первого раза. Мне просто очень понравилось. И я попробовал во второй раз. И в третий. И в четвертый. И обычно я использовал только одноразовые шприцы, вот как у них тут. Но однажды, уже даже не помню, где и с кем, я воспользовался чужим, потому что одноразовые закончились. А мне очень хотелось. А потом эта ситуация повторилась. И вот, короче, у меня СПИД. И, если ты сейчас не откажешься – у тебя он тоже будет. Рано или поздно. А самое главное – знаешь что? Оргазм в течение часа – это ни фига не круто. Это просто пиздец. Это больно.

Я тихо сказала: «Понятно». И тихо пересела подальше от красивого, рыжего мальчика. И больше в его сторону не смотрела. Я отказалась от героина, а вино кончилось, поэтому я выпила чай из пакетика. А чашку предварительно помыла на кухне с мылом.

Потом я много раз вспоминала тот вечер и думала – какой же крутой рыжий мальчик. Взял и спас меня – просто так. А я даже имя его не запомнила.

А.А. Розов о свободе, терпимости и милосердии...

— Сейчас расскажу. Все началось в школе. Одна семья попросила учителя запретить в классе, где учился их ребенок, авторучки с изображением поросенка из популярного мультфильма. Они были мусульмане, а у них особые табу в отношении свиньи. Учитель сказал, что такие вещи находятся в компетенции родителей. Тогда отец ребенка поднял вопрос о поросенке на родительском собрании, но сделал это недостаточно тактично. В результате ему пригрозили полицией, а об инциденте стало известно всем школьникам. Через несколько дней остальные дети пришли в классе в футболках с большим рисунком того же поросенка, да еще наклеили стикеры с тем же поросенком на все, что можно. У ребенка-мусульманина случилась истерика, а мусульманская община обратились в суд с заявлением об истязании и дискриминации. Суд опросил учителей и школьников, но не обнаружил объективных действий, которые могли бы так квалифицироваться. Разумеется, суд доставил неудобства детям и их родителям, что и вызвало, по выражению прессы «свиной бум». Пиком, как вы знаете, стали огромные резиновые свиньи, надутые гелием — многие жители подняли их над своими домами, кафе и лавками накануне Хэллоуина.

— Из-за чего и произошли стычки, потребовавшие вмешательства полиции, — добавил Секар, — разумно ли было доводить до этого?

— Разумно ли с чьей стороны? — спросил Грендаль.

— Я имею в виду, может, лучше было пощадить чувства этого мальчика и уступить в такой мелочи, как детские авторучки? Свет что ли клином сошелся на этом поросенке?

Возникла пауза. Грендаль на четверть минуты задумался, а затем сказал:

— Авторучки — детские, а проблема — взрослая. Свет всегда сходится клином на какой-то мелочи: картинках, футболках, воздушных шариках. Из этих мелочей складывается наша свобода. Мы учим детей быть свободными именно на таких мелочах. Я прочел в одной старой книжке: свобода — это возможность открыто делать то, что кому-то не нравится. По-моему, очень правильная мысль.

— А вы не боитесь, что таким путем мы отучим детей от милосердия?

— Не боюсь. К милосердию не принуждают — так я ответил доктору Ахмади. Милосердие это стремление опекать и защищать, а не подчиняться и терпеть.

— Для уточнения вашей позиции я задам еще вопрос: рассказывая о свином буме, вы упомянули, что отец ребенка недостаточно тактично изложил свои претензии. А что это значит, и как он мог бы сделать это тактично?

— Он сказал примерно так: ислам учит, что свинья — нечистое животное, с этим следует считаться, вы не вправе оскорблять мою веру. Он стал диктовать свободным людям, на что они имеют право, а на что — нет. Если бы он сказал: сын очень страдает из-за этого поросенка, и, если эта картинка для вас не принципиальна, то нельзя ли попросить ваших детей писать ручками с другой картинкой — реакция, наверное, была бы другой.

— Милосердие? — спросил репортер.

— Вроде того, — Грендаль пожал плечами, — В начале-то никто и не думал терроризировать мальчика этими поросятами. Моральный террор начался только в ответ на попытку принуждения. Когда к нам в гости заходит одна милая дама, вегетарианка, мы не ставим на стол мясо. Это не из уважения к вегетарианскому учению, а просто чтобы не обидеть человека из-за ерунды.

— То есть, — сказал Секар, — если бы вегетарианцы потребовали прекратить употребление мясной пищи в общественных местах…

— …То я бы демонстративно жрал сосиски в центральном парке, — закончил Грендаль.

— А если бы они не потребовали, а попросили?

— Тогда я бы не обратил на это внимания. Каждый вправе агитировать за что хочет, в пределах допустимого Великой Хартией, но эта агитация не вызывает у меня отклика.

— Иначе говоря, вы готовы пойти на уступки обременительным для вас странностям индивида, но не общественной группы?

— Верно. Потому что каждому индивиду свойственны какие-нибудь странности, но в общественной деятельности они неуместны.

Если пришла пора меняться — берите пример с японцев. Когда японская компания оказывается в тяжелом положении, первый, кому урезают зарплату, — её президент. Если ситуация становится еще более серьезной, именно он первым уходит в отставку.
В Японии не начинают с увольнения рядовых сотрудников — японцы считают, что не бывает плохих солдат, бывают лишь плохие генералы.

Дедушка Алесь и бабушка Яна жили в соседнем с моей бабушкой дворе. Свои дети жили у них где-то очень уж далеко и поэтому внуков своих старички видели только на двух фотокарточках (одна цветная с Чёрного моря 9х12, другая чёрно-белая с новогоднего утренника 10х15). Бабушка моя, видимо, жалела их по этому поводу и частенько засылала к ним со всякими пустячными поручениями.

- На вот, занеси ей капусты моей, а то она сто лет живёт, а капусту солить не научится никак, а завтра придут к ним кабана бить, так хоть закусить чем людским будет. И это... посиди там с ней минут пять хоть. Ничего, подождут вахлаки (так она называла моих дружбанов) твои, никуда с деревни не денутся!

Я сломя голову мчался в соседний двор, врывался в избу, вечно пахнущую ароматным самосадом деда Алеся и кричал с порога:
- Бабушка Яна! Я вам капусту принёс!
Потом подумав, что эка невидаль на деревне: капуста, добавлял, для солидности поручения:
- Вкусную!
- Ну дык, ясное дело, - смеялась бабушка Яна, - у твоей-то бабки, небось и навоз в хлеву вкуснее моего!

Бабушка Яна усаживала меня на коричневую табуретку у окна на кухне, ставила на стол какое-нибудь угощение и расспрашивала про моё житьё-бытьё и всякие жизненные проблемы. Дед Алесь летом редко бывал в избе днём, обычно мастерил что-то во дворе, или просто сидел на лавочке в ожидании какой-нибудь компании. В этот раз он мастерил какой-то чудной ветряк. Сегодня угощением была черника с сахаром и молоком. Поставив передо мной на стол миску с плавающими пузатенькими черниченьками (как мины, подумал я), оставляющими за собой фиолетовые следы в, постепенно теряющем белизну молоке, она на секунду выглянула в окошко на деда, который прыгал вокруг своей конструкции и громко на неё матерился, промокнула уголком платка выступившую слезинку и прошептал ласковым голосом "Вот дурень старый".

А ещё она часто просила меня словить ей петуха или курицу, или гуся, потому как надо забить, а словить-то она не сможет, старенькая уже. Дед Алесь никогда никого не убивал. Он даже комаров просто сгонял с себя. А когда к ним приходили колоть свинью или резать бычка, он вообще уходил за деревню на выгон и сидел там под стайкой плакучих ив до тех пор, пока всё не закончат и не уберут кровь со двора. Я любил сиживать там с ним. Он много и красиво матерился, и рассказывал мне много всяких хитростей: как сделать свистульку из листика, какую часть явора можно есть, как правильно сушить мох.
- А вот эта трава, - говорил он, - больно для мужской силы полезна - и хитро подмигивал.
Я с сомнением смотрел на его худющие плечи и иссохшие бицепсы и сомневался:
- А что ж вы её не наедитесь? Вон худой какой.
Дед долго, до слёз смеялся и махал рукой:
- Ну тебя, семь лет, а дурак-дураком!

Однажды я спросил у бабушки Яны, почему дед такой странный (он на мой вопрос только отмахнулся "Я живые организмы не убиваю"), она только и сказала, что ну его, малахольного, а на моё искреннее удивление, а почему же она живёт с ним, а не найдёт себе нормального деда, объясняла:
- Так люблю ведь его, он знаешь у меня какой, ни разу к другим бабам не бегал! Всю жизнь рядышком, ты не смотри, что дурак с виду, он у меня особенный, вот и мучаюсь с ним.
Я ещё больше удивлялся, с мудростью семилетнего мудреца, спрашивая:
- А как можно бегать к другим бабам, раз женат? Нельзя же?
- Ну дай-то Бог тебе, - крестила на это она меня и напутствовала, - ты одно запомни, внучек, бабы -то они все одинаковые и разрез у всех вдоль, - ни у одной поперёк нету, захочешь жёнке своей изменить, али нужда прижмёть вдруг, так ты гуся подави лучше, - то же самое удовольствие, а Бог чай простит, а измену никогда.
Какой разрез? Какого гуся? Чего его давить? Какое от этого удовольствие? - сыпал я вопросами, но ответ был один:
- Подрастёшь - поймёшь.

Только потом, уже много позже, когда было мне лет 14 и хоронили деда Алеся, я узнал почему он никого не убивает: бабушка рассказала мне, что в войну жили они на хуторе на краю леса и однажды заехал к ним патруль немецкий на мотоцикле, - офицер и два солдата. Нажравшись самогона, они вытолкали Алеся из дома и пытались изнасиловать Яну. Дед вернулся в дом с топором и зарубил офицера. Потом бежал несколько километров за удирающими от него на мотоцикле немцами, забывшими от страха о своём оружии, размахивая этим самым топором. потом он вернулся, успокоил жену, дочиста выскоблил пол от крови... и поджог хутор. До самого конца войны они прятались по лесам и болотам. После войны Алеся посадили за что-то, а Яна горбатилась в колхозе одна, тянула на себе их маленького сына и ждала.

- Завидуют им все, всю жизнь, - говорила моя бабушка, - бедные они всегда были и горемычные, а всю жизнь вместе, друг за дружку держатся, что твои два голубка. Завидуют им. Все завидуют.

А в то лето, помню, бабушка Яна заболела. Мы пришли проведать её, а дед Алесь, грубиян и матершинник, стоял на коленях у кровати и целовал её старые морщинистые руки.
- Софья! - почти взмолилась моей бабушке Яна, - прогони ты этого дурня старого, а то у меня сил нет, не даст гад и похворать спокойно!

Меня выгнали за компанию, потому как "нечего тут разговоры бабские слухать" и мы сидели с дедом у нагретой стены их дома. Дед дрожащими пальцами крутил очередную самокрутку и плакал. Я первый раз тогда увидел, как плачет взрослый мужчина.
- Вот, корова старая, - бубнел дед, - никогда меня не слухает, вот выздоровеет дам ей, по первое число!

С тех пор, когда меня спрашивают, что такое любовь, я не знаю, что ответить, но я знаю, что такое любовь.

Сижу в налоговой, надобно отчет сдавать.
Впереди меня сидит паренек, очередь в три вилюшки, впрочем, мы ее уже почти досидели, сейчас идти ему, потом мне... тут в коридор врывается дама типа "боеголовка ядреная". Форма боеголовки, гренадерский шаг и усы Сталина. Ну, может, чуть недотягивают, но она точно на полпути к своему идеалу.
И норовит пролезть без очереди.
Значит так, я сейчас мигом, я туда и оттуда...
Тут подходит очередь паренька, не долго думая, он даму отстраняет и на весь коридор:
- А вас, корнет, я попрошу остаться.
Мадам столбенеет, парень заходит в кабинет, мы едва удерживаемся от фырканья, но терпеливо ждем.
Поняв, что номер не прошел, дама занимает позицию у кабинета, так, чтобы сразу же туда ринуться - и начинает отгавкиваться от народа. Впрочем, без особого энтузиазма. Я раздумываю, что сделать - отодвинуть ее, или как... но скандалить неохота... и тут!
Парень выходит, тетка напрягается, сейчас уже на старт...
Глядя на нее, этот чел изрекает.
- Хорош, хорош. А девкой был бы краше.
Тетка столбенеет окончательно, наливается дурной краской, я проскальзываю в кабинет - и уже оттуда слышу такой хохот, что стены дрожат. Когда я вышла - она ушла.
Ни единого грубого слова, а какой результат? У всех настроение в плюсе, а нахалка в минусе.
Побольше бы таких мужчин.

Уволили врача. С треском. За «нарушение, несоответствие и прочая, и прочая». Тихая спокойная женщина, всегда вроде была терпима и непоколебима, но тут сорвалась.
Обвал вызовов, сплошная поликлиника и острые приступы, консультации.
Вызов — двенадцатиэтажка, лифт дежурно не пашет, идем пешком аж на 11-й этаж. Поднимаемся, отдыхиваясь — вызывающая стоит у дверей, снимая нас на телефон, и задорно так комментирует «Вот так у нас «скорая» на вызов торопится».
Молча входим, не реагируя. Мадам живет одна, имеет стопицот жалоб на здоровье, без единой внятной, основная и любимая «плохо, чо непонятного?!».
Держит нас больше часа, требуя консультации по всем имеющимся, включая экзотические, заболеваниям, обязательного расписывания лечения и рекомендаций аж до старости — взамен периодически всплывают фамилии чиновников и прочих шапочно знакомых фсбшников, которым при отказе тут же будет отзвон. Уходим совершенно выжатые.

Следующий вызов — «потеряла сознание, не дышит». В другой конец района. Летим, толкаемся через пробки. Дворик «сталинки», толпа народа, труп старушки. Лицо синее, глаза багровые — черт его знает, может, инсульт, может — ТЭЛА [Тромбоэмболия легочной артерии], уже не сказать. Мы успеваем выйти из машины — к врачу подлетает дочь, плюет ей в лицо и вцепляется в волосы. Еле оттаскиваем, терпим ушат помоев на головы, прячемся в машине от разгневанной толпы. Долго ехали, хрен знает где нас носит, больше часа ждали, твари бессердечные, чтоб вас самих так…
Только отпустили с этого — повтор на тот же адрес, к предыдущей тетке, диспетчер по телефону «жалуется на качество помощи».
Едем, я матерюсь, врач странно молчит.
Снова подъем на 11-й этаж, снова мадам с телефоном и уже с подругой — в голос обсуждают нашу торопливость, нерадивость и безалаберность.
Вопрос «Повод к вызову?». Мадам, улыбаясь: «Да вашу бумажку я куда-то задевала, где вы назначения писали — напишите еще одну». Моя врач, тихая, милейшая женщина, делает шаг вперед и с размаху ей по роже. На весь подъезд раздается ее истошный крик: «ДА ПОШШШШШЛА ТЫ, ССССУКА!». Еле оттащил.
Знакомые чиновники у нее, оказывается, действительно были знакомыми. Уволили по статье, без права работы на СП вообще.
Уходя, криво улыбнулась: «Да и черт с ними. Работа, где с убийцами надо сюсюкать, а не морду бить — не для меня».
Задумался. А ведь реально, та мадам — убийца. Не будь ее с ее вызовом — мы бы успели к той бабушке. И к многим другим бабушкам, чьи жизни сожрали вот такие вот мадамы.
Они и сейчас живут. И вызывают. И отнимают ради своего быдляческого «Я» жизни у тех, кому мы действительно нужны.
Они так любят толковать про «врачей-убийц», надо же, как забавно…

Жил-был один человек, который отличался поразительным спокойствием в любых ситуациях как в быту, так и в бизнесе. Ситуациях, которые выводили из себя любого, но не его. Однажды кто-то поинтересовался причиной его спокойствия и он раскрыл секрет: "Когда я попадаю в тревожную ситуацию, которая может вывести меня из себя, я вспоминаю один из моментов своей жизни. Я помню голос с южным акцентом, звучащий из громкоговорителя: "Русские десантники, предлагаю сдаться. Всем гарантирована ЛЕГКАЯ СМЕРТЬ". Когда я вспоминаю этот случай, я понимаю, что самый страшный момент моей жизни уже позади и беспокоиться не о чем".

Hе по-людски

- Коль, не видел, Соня пришла уже?
- Я думал, уволили ее уже. Говорили же, что очистят от этих ну, это, органы все. Ну после врачей-то.
- Да нет, про нее не слышал пока. Вообще жалко, если попрут. Они с матерью вдвоем, а работает вообще одна Сонька. Хорошая девка. И красивая такая! Прям не скажешь, что евреечка.
- Да ладно, сразу видно, ты что?! Но девка неплохая, всё улыбается. А, может, и притворяется. Они же хитрожопые такие. И все с вывертом, не как у людей. И не волнуйся, не пропадут. У них всегда деньги прижоплены. Ты о себе лучше беспокойся! А что ты ее ищешь-то? Соскучился?
- Да ладно тебе! Степаныч велел к нему прислать. Небось, как раз увольнять и будет.
Соня вошла в кабинет прокурора района, улыбаясь и не ожидая ничего плохого, как любая ее жизнерадостная восемнадцатилетняя ровесница. К тому же она знала, что Василий Степаныч к ней точно хорошо относится, всегда конфетку на стол кладет или яблоко, а иногда даже, шутя, за косу дергает. Называет "лучшая коса Московской прокуратуры". И на занятия в институт всегда отпускает, хотя часто сам по вечерам задерживается. А в праздник Советской Армии, когда весь вечер Соня играла на пианино и пела, даже сам под ее аккомпанемент исполнил "Ничь яка мисячна" и поцеловал Соню в лоб. Ну, он, правда, выпивший был.
- Садись. Как дела твои? Справляешься? А в институте? Курс какой у тебя, всё забываю? Не обижают наши-то? А то фронтовики - народ простой!
Соня поняла, что это - запев, что можно и не отвечать. Он позвал ее за чем-то другим, только пока неясно, зачем.
- Я что тебя позвал-то. Я, ты знаешь, крутить не люблю! Ты - девушка грамотная, ситуация в стране тебе известна. И то, какую неблаговидную роль в ней играют твои, эти, ну как сказать, такие же, как вы, ты то есть... Ну, евреи короче, ты уж извини. Но из песни слов не выкинешь! Я сам не ожидал, даже дружил в школе с некоторыми. Но не об этом речь. В общем, нехорошо, можно сказать, не по-людски, даже по-вражески, как теперь выясняется, повели очень даже многие граждане еврейской национальности, хотя мы их заслонили собой от фашистской гадины. А они, вы то есть, все на заграницу заглядывались. Я уж не говорю об этих выродках, что под маской врачей травили и фактически убивали лучших наших товарищей. Ну этим мы по следственной линии занимаемся, а я сейчас о тебе. К тебе конкретно претензий нет, работаешь хорошо, грамотная, учишься опять же и на рояле тоже... Но должна понимать. Именно из доброго к тебе отношения я с тобой так говорю. Судьба ваших всех практически ясна. Это уже детали, где вам жить определят - в Забайкалье там или еще где на севере или в Азии, но вопрос о высылке почти решен. И я обращаюсь к тебе как к комсомолке и, несмотря ни на что, хорошему человеку. Ты ведь встречаешься с парнем, Валентин кажется. Хороший русский парень. Фронтовик. Всю войну - без единой царапины и живой вернулся, матери на радость. Так неужели у тебя хватит совести жизнь ему изгадить?! Разве заслужил он это?! Если ты, как мы всегда считали, достойный человек, ты должна его от себя отодвинуть! Не по-людски это его за собой в яму тянуть. Подумай об этом. Увольнять тебя мы не будем, работай, все равно это ненадолго. А парня отпусти. Ну иди. К тебе лично, как уже сказано, претензий нет. Любе скажи, чтоб чаю мне принесла.
Соня вышла из приемной, не помнила, как дождалась окончания рабочего дня, и поспешила домой. За весь день она больше не проронила ни слова, только внутри что-то дрожало мелко-мелко и руки были такие ледяные, словно не июль, а февраль. И печатать не могла совсем. Ну неважно. Теперь вообще все уже неважно.
Когда она ехала в метро, она вдруг поймала на себе несколько удивленных взглядов. Было безразлично, но автоматически она провела рукой по волосам, потом по лицу. Ладонь была мокрая. А когда она опустила глаза, то увидела, что от слез расплывается темное пятно на выцветшем старом платье. Как неловко! Нельзя реветь при людях. Стыдно, все смотрят. А, может, они смотрят, потому что гадают, не преступница ли она? Не преступники ли ее мама, тетка, двоюродные братья и баба Гута? Ведь точно известно, что не преступники, только про маминых и папиных родных, которых немцы расстреляли. А остальные под сомнением. Как она.
На платформе ее ждал Валька, издалека улыбаясь во все лицо. Надо сказать, чтоб он уходил. Василий Степаныч прав, нельзя портить жизнь человеку, который тебя так любит. Только как ему сказать? Может, он не знает про все это. Или не понимает, какая опасность ему грозит.
Когда Валька увидел Сонино лицо, он ужаснулся. Что случилось?? Мама?? Ей не удалось ничего придумать, она вообще не умела врать. Она вытащила его в тамбур электрички и, не вытирая слез, пересказала весь сегодняшний разговор. И замолчала. И ей казалось, что колеса вагона так грохочут на стыках, что страшный железный звук колотит ей по голове, вбивая ее в пол. Но потом она услышала другой звук. Валька смеялся! Как же он смеялся! Его хохот заглушил и стук колес, и паровозные гудки, и голос в репродукторе, и болтовню пассажиров.
- Повезло тебе, Софка, что я - крестьянский сын. А то кто там на севере тебе дом построит и землю вспашет?! Хорошо бы в тайгу сослали, там охота прямо от порога, не то что сейчас я за сто километров на попутках езжу! Вытирай сопли, а то я маме своей говорил, что ты - красавица, а приведу сейчас зареванную и гундосую! Ты уж меня не позорь!..
Они прожили вместе 52 года… Это были мои родители… Завтра папе было бы 94.

В салон по обслуживанию компьютерной техники заходит старенькая старушка с корзинкой (уже весело). Из корзинки достается завернутый в кружевную тряпочку новенький ноутбук. Молодежь прячет ухмылки.
- Здравствуйте, чем можем помочь?
- Уж помогите сынки, компьютер на гарантии, внучок подарил. Да только брешет он, неправильно все показывает. Раскладывала пасьянс Солитер аж три раза, будет ли сухая погода, три раза сошлось. Ну поехала на дачу, а дождь всю меня и измочил. Поглядите, может программа испортилась? Дорогая ведь игрушка, надо, чтобы правильно все показывала за такие-то деньги.
Сотрудники ржут уже в голос. На хохот выходит директор, женщина лет 50ти.
- Здравствуйте, я вам охотно помогу. Давайте посмотрим на программу.
Открывает ноут, делает серьезное лицо. Любезно объясняет:
- В Вашем компьютере установлена игровая программа Spider Solitaire. Она предназначена не для точного гадания, а для игры, тира соревнования. Очень полезная игра, развивает внимание и наблюдательность. Вот, смотрите (открывает бокс): так набираются баллы, вот это средний балл. Кто больше наберет, тот и выиграл. Будете с соседками играть друг против друга.
- А ежели у них нет такой?
- Тогда пусть приходят, обращаются ко мне лично, я им установлю совершенно бесплатно.
- Ну спасибо, успокоили, а то я прямо расстроилась.
- Приходите еще, всегда рады помочь.
Старушка уносит ноутбук в корзинке. Директор поворачивается к менагерам:
- А кто будет смеяться над клиентами, того посажу изучать логарифмическую линейку!

В жизни каждого человека, удачливого или нет, случаются периоды,когда, кажется, весь мир против тебя. Успешная бизнес-леди с хорошим достатком, двумя детьми, и как это водится, безвольным мужем-бухариком. Это я. Лет 10 назад. И вот случилось... Всего один месяц. Бизнес рухнул на ровном месте. Привыкшая ни в чем себе не отказывать, я вдруг оказалась безработной 35 летней одинокой (муженек тут же свалил) толстушкой с двумя деткам в съемной квартире. Друзья отвернулись. Кредиты взятые во времена благополучия и гасившиеся играючи стали непомерным грузом. Жуткая депрессия - это не полное описание моего состояния. Что делать? Мысль покончить с собой отметалась детскими взглядами. А их куда? в детдом? На глаза попалось объявление "прыжки с парашютом - 500 рублей" По тем временам дороговато. И я решилась. Когда ты смотришь в небо или слушаешь рассказы про прыжок с парашютом - это одно. Когда перед тобой открыт люк и бешеный ветер уже чуть с ног не сбивает, а тебе нужно вот так - взять и выйти из самолета с какой то тряпкой за спиной - это СОООвсем другое. И так: Второй готов? Щелкнул карабинчик и приказ выпускающего - Пошел! Нет!!! Я не могу - кричало все внутри меня. Я уцепилась руками за проем. Сзади вопрос - прыгать будешь? - Неееет! Убирай руки отойди не мешай - кричат мне. Я наивно убираю руки и получив пинок сзади в парашют вылетаю из самолета. Я теперь знаю какой на вкус адреналин! А знаете ли вы, как хочется жить, когда под ногами не километр свистящего воздуха, а твердая земля? Знаете ли вы, КАК ХОЧЕТСЯ ЖИТЬ после приземления? Какими мелкими и решаемыми стали все проблемы? Прошло, повторю 10 лет. Мне 45. Жизнь наладилась. Но до сих пор, сталкиваясь с серьезной проблемой я вспоминаю люк самолета и шаг в никуда. И в голову лезет популярная песенка - "Ты знаешь, как хочется жить".