Исторический

Один богатый саратовский помещик приехал в Петербург с единственной целью — увидеть императора. В столице он принялся подолгу гулять у Зимнего дворца и однажды увидел высокого офицера с властным взглядом и горделивой осанкой. Помещик решил, что, скорее всего, это какая-то важная птица, и, поклонившись, спросил:
— Извините меня, милостивый государь, что, не будучи вам представлен, хочу просить вас об одолжении.
— Извольте, — проговорил высокий господин.
— Видите ли, я сорок лет живу на свете, но ни разу не видел государя. А вы, наверное, видите его чуть ли не каждый день.
— Да, это так. Тем более что я и есть Государь Император.
— Ну, если вы император российский, то я император китайский, — рассмеялся помещик.
— Я пошутил, — тут же отреагировал офицер. — Я флигель-адъютант государя и постараюсь вам помочь.

После этого он осведомился, где помещик остановился, и обещал, что попросит своего товарища — другого флигель-адъютанта — навестить его и привезти во дворец.

На следующее утро у гостиницы, где жил помещик, остановилась коляска, и новый флигель-адъютант повёз его к Зимнему дворцу. Когда коляска притормозила у одного из подъездов, помещик удивился, что солдаты взяли «на караул», а барабанщики ударили дробь. Флигель-адъютант провёл его в комнаты царя, однако в чертогах помещик увидел… всё того же высокого офицера... И, лишь когда царь пригласил его с собой позавтракать и вышедший придворный назвал его «Ваше императорское Величество», саратовский гость понял, что ещё вчерашним днём познакомился с самим императором.

Однажды к императору явился с докладом обер-полицмейстер Николай Бутурлин и привычно гаркнул:
— Всё обстоит благополучно, Ваше императорское Величество.

Государь сурово на него взглянул и произнёс:
— У тебя всегда всё обстоит благополучно, а между тем, проезжая через площадь, ты не заметил, что статуя императора Петра Великого украдена.
— Как украдена? — испугался Бутурлин. — Однако я донесения не получал... простите, Ваше Величество... тотчас поеду, обследую...
— Поезжай тотчас, и чтобы вор был в двадцать четыре часа найден...
— Слушаю-с, Ваше Величество, — и обер-полицмейстер исчез.

Вскочил Бутурлин на свои дрожки и помчался по набережной, но, как только минуло Адмиралтейство, он убедился, что Пётр Великий пребывал на своём законном месте. Поскакал Бутурлин обратно к царю, влетел запыхавшись и радостно прокричал:
— Ваше Величество, вам неправильно донесли: статуя на месте.

Государь расхохотался.
— Да сегодня 1 апреля, и как ты поверил подобной чепухе?.. Разве можно украсть такую тяжёлую и громадную вещь?

«Постой, — подумал Бутурлин, — и я тебя, государь, надую обратно ради 1 апреля!» Вечером император наслаждался оперой в итальянском театре и по обыкновению сидел с левой стороны в бенуаре. Шли «Гугеноты» Джакомо Мейербера, и царь сильно увлёкся музыкой и пением.

Бутурлин влетел в ложу:
— Ваше Величество, пожар!
— Где? — спросил царь, неизменно являвшийся на все пожары в столице.
— Зимний дворец горит!

Царь тотчас вышел из ложи и помчался ко дворцу в страшной тревоге. Однако, подъехав к нему, никакого огня не увидел. За государем скакал Бутурлин. Остановив кучера, царь обратился к Бутурлину, который тоже остановился.

— Где же пожар?
— Сегодня 1 апреля, Ваше Величество, — торжествовал обер-полицмейстер. Государь не на шутку рассердился.
— Ты, Бутурлин, дурак. Только не подумай, что я говорю неправду ради 1 апреля. Приди ко мне завтра — и я повторю тебе то же самое.

Государь возвратился в театр, а на следующий день Бутурлин получил другое назначение.

Однажды Николай I вышел к полку в необычном виде. По недосмотру одна пуговица на обшлаге оказалась незастёгнутой. Встревоженный адъютант доложил ему об этом, намереваясь помочь. Государь ответил, да так, чтобы слышал весь полк:

— Я одет по форме. Это полк одет не по форме. И тотчас все офицеры и солдаты расстегнули одну пуговицу на обшлаге.

Император любил свободно разгуливать по Петербургу — без свиты, без охраны. Ночами нередко в одиночестве проверял посты. Как-то при свете луны царь совершал свой променад, и попался ему на глаза скромный прапорщик одной из инженерных частей. Он узнал императора и резво вытянулся во фрунт. «Откуда ты?» — спросил Николай I. «Из депа, Ваше Величество!» — «Дурак! Разве "депо" склоняется?» — «Всё склоняется перед Вашим Величеством!» — с поклоном ответил находчивый прапорщик, который на следующее утро проснулся в чине капитана.

История случилась в 1829 году. Император, по своему обыкновению, присутствовал в маскараде Большого театра. Это был весёлый, шумный вечер. Его величество стоял около императорской ложи и беседовал с приближёнными. Оркестр гремел торжественный марш. Государь, разговаривая, держал в руках каску и слегка помахивал ею в такт музыке. При этом султан (так называют украшение из перьев на головном уборе) незаметно вывалился из каски и упал на пол.

В это время весь сияющий подходит к государю с пакетом в руках его брат великий князь Михаил Павлович. Он приметил вывалившийся султан и, поднимая его, произнёс:

— Султан у ног Вашего Величества.

Император не сразу понял смысл сказанного. Пришлось князю повторять:

— Султан у ног Вашего Величества, — поклонился Михаил Павлович и при этом подал пакет, в котором заключались бумаги о будущем Адрианопольском мире. То есть в тот день не только султан из перьев, но и султан из Стамбула склонился перед русским императором.

Один дворянин решил подать Николаю I прошение о приёме своего сына в кадетский корпус. Этикета он не знал и долго ломал голову над тем, как следует обращаться к царю в таких случаях. Подумав немного, помещик вспомнил, что царя именуют «Августейшим», но так как дело происходило в сентябре, то он написал «Сентябрейший государь». Получив прошение, Николай, недолго думая, начертал такую резолюцию: «Непременно принять сына, чтобы, выучившись, не был таким дураком, как отец его!».

Дмитрий Львович Нарышкин был дальним родственником Талейрана – по немецкой графской линии. На Венском конгрессе, в час отдыха, он спросил у знаменитого циника:
– Дядюшка! Скажите, чего, собственно, Наполеон искал в России?

Талейран, хладнокровно продолжая играть в карты, ответил:
– Страсть к путешествиям, мой друг, страсть к путешествиям.

И это была лучшая острота Венского конгресса.

Когда в Париже после реставрации Бурбонов собрали палату депутатов, это было жалкое зрелище. Бонапартистов удалили, и оказалось, что судьбу страны решают лучшие из худших… Кто-то воскликнул: «Разве может такой сброд спасти Францию?» Талейран на это заметил: «Кто знает? Ведь спасли же гуси однажды Рим...»

Рассказывали, что император прислал Дмитрию Львовичу книгу, в которую вплетены были 100 тыс. рублей ассигнациями. Нарышкин поручил передать Александру I глубочайшую признательность и просил отметить, что «сочинение очень интересное и желательно получить продолжение». Государь не мог оставить столь остроумный ответ без награды и вторично прислал Нарышкину книгу с вплетенными в нее 100 тыс., но приказал фельдъегерю добавить, что «издание закончено».

В Австрии при императоре находился князь Павел Петрович Лопухин. Про него говорили: «Столь же глуп, сколь красив». Однажды Александр I послал его с деликатным поручением. Вернувшись, Лопухин все переврал, а потом острословы пересказывали вывод императора: «Что же, и я дурак, что вас послал».