Исторический

Тело Юлия Цезаря стало объектом самого раннего из известных вскрытий. Из 23 зафиксированных ножевых ранений только одно было потенциально смертельным. Врач констатировал смерть «в основном от потери крови».

Матушка АДРИАНА (Малышева) (1921-2012) – монахиня, конструктор ракетных двигателей, во время войны – разведчица.
Наталия Владимировна Малышева родилась в Крыму, в семье земского врача. С детства занималась плаванием и гимнастикой, бегала на лыжах, стреляла. Окончила курсы медсестёр. Еще до войны Наталья Владимировна поступила в Московский авиационный институт.
В 1941 году пошла на фронт. Служила в дивизионной разведке на Волоколамском направлении. В июне 1942 года была направлена на 3-месячные курсы в школе разведчиков в Гиреево. После них служила уже в армейской разведке 16-й армии (2 формирования), которой командовал Рокоссовский. Войну закончила лейтенантом.
После Победы до 1949 г. служила на территории Польши, в Верхней Силезии. В 1949 перебросили в Потсдам, дослужилась до капитана.
После ухода из армии вернулась в МАИ сразу на третий курс, окончила его и стала работать по распределению конструктором ракетных двигателей в НИИ-88 в Подлипках (ныне Королёв). Наталья Владимировна проработала в этой сфере 35 лет. Инженер-конструктор Малышева участвовала в создании двигателей для маневрирования и торможения на орбите первых баллистических ракет и космических кораблей, в том числе и для гагаринского «Востока». Она была единственной женщиной в государственной комиссии по испытанию ракетных комплексов. Н. В. Малышева участвовала в создании двигателей для ракеты зенитно-ракетного комплекса С-75 Петра Грушина. За этот двигатель её наградили орденом.
На пенсии помогала обустраивать подворье Свято-Успенского Пюхтицкого женского монастыря в Москве и осталась здесь служить простой монахиней, приняв постриг под именем Адриана. Матушка Адриана стала лауреатом международной премии «За веру и верность», учреждённой Фондом Андрея Первозванного.
«Война дала мне очень много понять. Я поняла, что во время войны - как будто фотография проявляется. У кого хорошие черты заложены, они усиливаются, часто проявляются героически. А у кого поганенькое что-то было - черты со временем становятся страшными.»
Награждена следующими медалями и орденами:
Орден Отечественной войны
Орден Красной Звезды
Медаль «За боевые заслуги»
Медаль «За оборону Москвы»
Медаль «За оборону Сталинграда»

Он нанял всех слепых и глухих евреев Берлина – выпускать щётки для обуви. А дальше Отто Вайдт пять лет спасал их семьи от верной смерти в концлагерях. «Ах ты, еврейская свинья! Да разве это щетка?!» – кричал на рабочего мелкий фабрикант, владевший производством обувных щеток в центре Берлина. «Мало того что все волоски в ней разношерстные, так ты еще и пропитал ее своей вонью, скотина! Ты посмел не принять душ перед началом смены?» – не унимался хозяин фабрики. «Сейчас я провожу уважаемых людей и живого места на тебе не оставлю!» – скрипя зубами, подытоживал он. И тут же расплывался в улыбке офицерам «еврейского отдела» гестапо, наблюдавшим за этой сценой. Приглашая их в свой кабинет на рюмочку чая, он рассказывал, как трудно порой сдержаться, чтобы не заколотить работавших на него евреев до смерти. Проходя мимо душевой, отведенной «для этих еврейских свиней», морщил нос и передергивался от отвращения. Провожая гестаповцев, уже на пороге доверительным полушёпотом фабрикант прибавлял: «По правде сказать, навряд ли я успевал бы выполнять заказы вермахта, не имея их здесь. С кого еще можно спустить три шкуры и заставить работать с утра до ночи, как не этих евреев?!»

Расшаркавшись перед офицерами, Отто Вайдт возвращался в производственный цех и шел прямиком к обруганному рабочему. Чтобы рассыпаться в тысячах извинений. Впрочем, они были излишни: десятки работавших на него евреев понимали, что без этой театральности им не выжить. «Мы обступали его в круг, он раздавал сигареты, все облегченно вздыхали и смеялись. После очередной проверки Вайдт устраивал задушевные вечера, чтобы на какое-то время заставить нас забыть про наши беды и горести. Для этой цели он добывал где-то на черном рынке мясо или вино – и подливал нам снова и снова. Но никто из нас не пьянел – уж слишком напряжены были у нас нервы», – вспоминала одна из его работниц. Сегодня на месте фабрики в центре Берлина находится музей Blindenwerkstatt Otto Weidt – «Мастерская слепых Отто Вайдта». Мемориальная табличка гласит: «В этом доме располагалась фабрика слепых Отто Вайдта. На ней в 1940–1945-е годы работали слепые и глухонемые евреи. Вайдт посвятил свою жизнь тому, чтобы защитить их от верной смерти. Многие из тех, кто смог пережить войну в Берлине, обязаны этим ему».

Отто Вайдт родился в Ростоке на северо-востоке Германии. Его отец был мастером по обивке мебели. Этим же занялся вскоре и Отто: ремонтируя и продавая мебель, он вскоре переехал в Берлин и расширил дело до небольшой мастерской. Правда, неудачная женитьба привела к разделу имущества и продаже бизнеса. К тому же у Отто стало ухудшаться зрение. Решив в связи с этим освоить более тактильное ремесло, он занялся изготовлением обувных и одежных щеток. Это было предусмотрительно: уже через несколько лет Вайдт с трудом мог различать очертания предметов. К тому моменту его ремесленная лавочка превратилась хоть и в небольшую, но фабрику. К началу Второй мировой войны ей присвоили статус «важного для обороны» предприятия – ведь в армии, тем более немецкой, сапоги должны блестеть известно как.

К слову, проблемы со зрением у Отто начались прямо после прихода к власти нацистов. Все было прописано в медицинских документах и никогда не вызывало сомнений, но, как отмечали многие, «то, что надо было увидеть, он видел всегда». Примерно похожая история была и с его глухотой: ее обнаружили прямо на пороге Первой мировой, причина – «ушная инфекция». Отто тут же освободили от призыва в армию. Как предполагали многие, глухоту он симулировал, так как был убежденным пацифистом. А затем стал и слепым антифашистом. Как-то само собой вышло, что вокруг него было много евреев. Может, потому что поначалу, переехав из Ростока, он в Берлине никого не знал – и расширяя круг общения, примкнул к рабочему движению, внутри которого было много евреев. Как только в Германии вступили в силу нюрнбергские расовые законы, Отто стал набирать в штат своей фабрики исключительно евреев. Адрес его мастерской передавали из рук в руки – это был островок для самых слабо защищенных евреев: слепых и глухих.

Евреи в те годы в Германии уже не имели права самостоятельно устраиваться на работу. Они состояли на специальной «еврейской бирже» и ждали распределения на самые низкооплачиваемые позиции. Штат фабрики Вайдта был «раздут» в три раза – Отто подкупал начальника биржи и получал квоту на большее число сотрудников, чем требовалось для нужд фабрики. Почти все рабочие были бывшими постояльцами еврейского приюта для слепых, разгромленного нацистами. На фабрике Вайдта эти евреи не просто нашли приют, они погрузились в почти домашнюю атмосферу и вновь стали надеяться на лучшее. Отто бился за их благополучие каждый день. В 1942-м, когда начались массовые депортации евреев из Берлина, к мастерской Отто подъехал полицейский фургон. Всех работников загнали в него и увезли на сборный пункт для отправки в концлагеря. Весь день Вайдт обивал пороги гестаповского начальства, не скрывая ярости. Правда, гнев свой он объяснял «стратегической важностью» своего производства. Ну, и подкреплял доводы щедрыми дарами. Не удовлетворившись обещанием выпустить работников в ближайшее время, Вайдт отстоял у сборного пункта долгую зимнюю ночь – пока все его евреи не вышли за ворота. Они до последнего не верили в свое спасение, пока не услышали голос Отто. И взявшись за руги, друг за другом пошли, ведомые им, сквозь пургу к мастерской.

Конечно, не все истории заканчивались так безоблачно. Открыто Отто мог держать на производстве лишь евреев-инвалидов, но не членов их семей. Их он либо размещал в потайной комнате на фабрике, либо пристраивал в укромные квартиры, снабжая поддельными паспортами. Кстати, в 1942-м Отто встретился с сыном от первого брака, прибывшим на побывку из армии: хотел попросить его помочь достать документы погибших солдат, которые были бы крайне полезными для сокрытия евреев. Это была их последняя встреча – услышав от сына слова поддержки Гитлера, в том числе касательно еврейского вопроса, Вайдт прекратил с ним всяческое общение. Временами полиция с помощью доносчиков выходила на скрываемых вне производства евреев. В полицию попадал и сам Вайдт, но говорят, что начальник берлинского гестапо Франц-Вильгельм Прюфер получил от фабриканта столько взяток, что уже был вынужден оберегать его, дабы тот ненароком не проговорился. В ходе одной из полицейских облав на тайной квартире была задержана семья Алисы Лихт – одной из работниц Вайдта. Самой ей удалось скрыться на производстве, но разыскивавшие ее гестаповцы как бы ненароком обмолвились, что если она явится к ним добровольно, то они отправят всю семью не в Освенцим, а в Терезиенштадт, считавшийся более привилегированным. Алиса даже не раздумывала.

На протяжении полутора лет Вайдт еженедельно направлял ей посылки, которые в Терезиенштадте можно было получать. По словам Алисы, эти посылки поддерживали жизнь не только ее семьи, но и еще нескольких десятков человек. В итоге Алису все же направили в Освенцим. Но она успела сообщить об этом Вайдту. Отто тут же отправился в Освенцим – якобы чтобы наладить в лагерь поставку своей продукции. Бизнес-сотрудничества не получилось, зато Отто передал Алисе записку, сообщив, что готовит ей побег. Там же был адрес расположенной неподалеку квартиры, где девушку уже ждали документы, одежда и деньги. Алисе удалось сбежать, найти все припасенное для нее Вайдтом, добраться до Берлина и пережить войну.

Отто Вайдт после войны вложил все свое состояние в строительство сиротского приюта и дома для престарелых в районе Нидершёнхаузен. Одним из первых в Германии он заявил об ответственности каждого считавшего себя «чистокровным арийцем» за миллионы погибших евреев, истерзанных и сожженных в концлагерях. Вайдт умер в 1947 году. В сентябре 1971 года музей Холокоста Яд ва-Шем признал его Праведником народов мира.

Карен - сын Таривердиева. Он мог стать золотой молодежью СССР. Но выбрал свой путь: Афганистан.

Карен Таривердиев - единственный сын известного композитора Микаэла Таривердиева, написавшего музыку к культовым фильмам “Семнадцать мгновений весны”, “Ирония судьбы…”. Перед Кареном были открыты любые двери. Но он никогда не считал себя представителем золотой молодежи. Не хотел, чтобы его сравнивали с отцом, и выбрал для себя профессию военного.

Как один из лучших выпускников Рязанского училища ВДВ он попал в спецназ ГРУ. “За речку” в Афганистан попросился сам в декабре 1984 года. Его должность: Командир разведгруппы. Почти за год службы Карен участвовал в нескольких десятках боевых выходов. Был ранен.

В 1984 году Карен Таривердиев окончил знаменитое на весь Союз Рязанское Высшее Воздушно-десантное училище. Элитный факультет специальной разведки. 4 года изучал персидский язык и военный перевод.

Микаэл Таривердиев гордился сыном, который поступил на факультет, аналогов которому в стране не было. В Афганистане Карен сразу же завоевал уважение боевых товарищей. И не только своими знаниями, но и человеческими качествами. Он не кичился своей фамилией. Многие вообще не догадывались, что он сын прославленного композитора.

Опережая события. Важный разговор с отцом.

Они стояли друг напротив друга на лестничной площадке госпиталя и курили. Карен сказал: -Папа. Я хочу вернуться обратно.

-Тебе что? Этого мало? Ты еле с костылей слез, - вспыхнул отец.

-Нет. За пять месяцев я кое-чему обучился. Если я не вернусь, у моих ребят будет новый лейтенант, которого пришлют из училища и который еще не имеет боевого опыта. Кто даст гарантию, что он их не угробит?

-Тогда возвращайся, - ответил отец.

Свое первое ранение Карен получил под Кабулом. Духи обстреляли нашу колонну и захватили раненых. Карен собрал группу из восьми бойцов, чтобы отбить раненых. Отбили, погрузили в БТР.

Во время операции снайпер прострелил Таривердиеву ногу. Ранение было тяжелым. Карен мог лишиться ноги. Его перевезли в Москву, где он почти 4 месяца находился в военном госпитале. В это время у него родилась дочь Аня. Но, едва оправившись, Карен снова поехал в Афганистан.

“Отходите, я прикрою!” - Вот в этом был весь Карен. - Так вспоминают о нем его бойцы.

В конце 1984 года отряд Таривердиева был передислоцирован в город Газни, расположенном на важном магистральном пути, связывающим весь Афганистан.

У Афганистана на тот момент были открыты границы и с Ираном, и с Пакистаном. США постоянно добавляли финансирование, и поток оружия увеличивался. Задача наших бойцов: максимально предотвратить ввоз оружия с территории этих стран.

В тот день, 25 ноября 1985 года, его группе была поставлена задача захватить реактивную систему залпового огня. РСЗО.

Эту установку душманы в основном вывозили ночью, отстреливались. А к рассвету прятали где-нибудь в кишлаках или горах. Обстреливая наших, эта установка, которая била снарядами до 12 километров, доставляла большие неприятности.

За этой блуждающей РСЗО наши разведчики охотились уже несколько месяцев. Вычислить место ее базирования было невозможно. В тот раз разведчики передали информацию, что душманы собираются перевозить установку из Гардеза к Газни.

Разведгруппа Карена устроила засаду у дороги, ведущей из узкого ущелья к кишлаку. Бойцы напряженно вслушивались в тишину. Через несколько часов раздался шум тракторного двигателя. Наблюдатель, высланный от группы, доложил, что трактор с прицепом направляется из кишлака в горы. Его сопровождали вооруженные моджахеды.

По разведданным, в прицепе находилась реактивная система залпового огня, которая каждую ночь обстреливала наших спецназовцев в Газни и Гардезе. Для бойцов и их командира Карена Таривердиева наступил час икс. Карен отдал приказ работать с ПБС (прибор бесшумной стрельбы).

Одному моджахеду удалось убежать в сторону кишлаков. Душман, управлявший трактором, был ранен. Но он сумел не потерять управление и, развернувшись, попытался выехать из зоны огня. Но был остановлен пулеметчиком. То, что одному противнику удалось сбежать, представляло опасность.

Но у Таривердиева все было под контролем. Сбежавший душман, вооруженный гранатометом, бежал прямо на Карена, который сидел в засаде. А на войне закон простой: или ты выстрелишь первым, или застрелят тебя. Сначала Карен думал взять его в плен.

Но в бинокль было хорошо видно, что в руках у духа заряженный гранатомет, и он в любую секунду готов открыть огонь. Карен решил не рисковать, и моджахеда бесшумно убрали из автомата с глушителем.

Разведчикам-спецназовцам без потерь личного состава удалось захватить ракетную установку противника. Кроме РСЗО в прицепе находились ракеты к ней, пульт управления и большое количество стрелкового оружия. От такого важного трофея у ребят случилась эйфория.

Но Карен быстро охладил их пыл. “Ребята, вы сильно не радуйтесь. За нами вертушки прилетят, сами знаете, по-светлому. Нужно простоять полчаса, а рядом духовские базы и кишлаки”. Ребята поняли, что сейчас душманы за ними придут и их будет много.

Пилоты вылетели к ребятам практически в темноте на двух Ми-8 и двух Ми-24.

Теперь важный трофей нужно доставить в батальон. Но за установку духи были готовы биться до конца. Бойцы спецназа заняли круговую оборону. Одну из групп моджахедов “сняли” пулеметными очередями. Оставалось продержаться минут 20. Разведчикам на помощь спешили “вертушки”.

-Солнце еще не выскочило, а слышали уже гул вертолетов. На душе сразу все мягче и мягче становилось. Когда две четверочки встали в круг над нами, мы сразу повеселели, и бойцы приободрились.

Анатолий Зюханов. Прапорщик 1770-го ООСПН в 1985-1987 годах.

Благодаря пилотам, которые еще практически затемно подлетели к ребятам, потерь удалось избежать. Трофеи спешно погрузили в вертолет. Но реактивную установку вручную поднять на борт не удалось. Тогда ее затянули с помощью лебедки. Однако для вертолета это был слишком тяжелый груз. Он не мог подняться.

Перед Кареном Таривердиевым встал сложный выбор. Если вертолет все-таки не сможет подняться и взлететь вместе с РСЗО и бойцами, то кому-то из ребят придется остаться и ждать, пока за ними вернутся.

Группа была очень мобильная, и каждый из ребят был готов остаться. Но пилоты сказали: "Попробуем еще раз". Потихоньку, боком-боком набирая высоту, поднялись и доставили всех к месту дислокации в целости. Боевая задача была выполнена без потерь личного состава.

Это была первая установка и одно из самых серьезных орудий душманов за историю Афганской войны, которую удалось у них ликвидировать. Правительство решало, кому какие награды дать. Через неделю Генштаб Министерства обороны затребовал установку в Москву.

В столицу РСЗО отправили самолетом. Одним из сопровождающих был Карен Таривердиев.

Уникальность захваченной установки была в том, что при ее компактности всего лишь короткий ствол на колесах, она была дальнобойной. Ее обслуживает расчет из пяти человек, способный перезарядить за 3 минуты. Все 12 реактивных снарядов можно было выпустить в течение 7 секунд.

После изучения РСЗО была передана в Центральный музей Вооруженных сил, где находится по сей день.

Личный состав разведгруппы был представлен к награждениям. Карену Таривердиеву вручили Орден Красного Знамени. Замкомвзвода сержанта Ильхама Алышанова и прапорщика Анатолия Зюханова наградили медалями “За отвагу”.

Карен служил не за награды и не за звания. Он снова вернулся в Афганистан. Потому что он был там нужен. Долг офицера был для него превыше всего.

Вскоре Таривердиев стал начальником разведки всего отряда. Получил звание старшего лейтенанта. Летом 1987 года его должны были перевести на новое место службы.

За 7 дней до возвращения в СССР Карен совершил свой последний боевой выход в Афганистане. В том бою Таривердиев потерял одного из бойцов. За это он корил себя всю оставшуюся жизнь.

После Афганистана Карен служил в Старокрымской бригаде спецназа. Там, в Крыму, у него родилась вторая дочь Елена. Затем служил в бригаде специального назначения в Германии и в Чучковской бригаде.

В 1994 году Таривердиев вышел в отставку в звании майора. Работал в Центре гуманитарного разминирования и специальных взрывных работ при МЧС. Несколько лет был корреспондентом в программе “Дорожный патруль”. Но Афганистан его не оставлял.

Мне хотелось бы,
Чтобы сын мой
Из-под дедовских век нависших
На костры смотрел и на солнце
Не мигающими глазами.

Эту песню Микаэл Таривердиев написал в 1967 году. Карену тогда было всего семь.

Сын композитора стал офицером спецназа ГРУ. И как напророчил отец, насмотрелся немигающими глазами и на солнце, и на огонь. Когда в 1996 году Микаэла Таривердиева не стало, Карен остро ощутил, как ему не хватает отца.

“Странно. Жили, по сути, всегда порознь. Шли каждый своей дорогой.И мне порой хотелось доказать, что я не хуже. Может даже круче. А оказалось, что никто из нас не хуже, никто из нас не круче. Просто мы одно целое”.

Карен Таривердиев.

Каждый год бойцы 177-го отдельного отряда специального назначения собираются в Москве. Вспоминают Афганистан, друзей. Живых и павших. Но сейчас эти встречи проходят без Карена Таривердиева.

Афганистан так и не отпустил его. Он умер в 2014 году от последствий афганских ран. Ему было всего 54 года.

На гражданке свои награды Таривердиев надевал только раз в год. 15 февраля, в день вывода войск из Афганистана. Теперь ордена и медали бережно хранит его младшая дочь Елена.

За два с половиной года службы “За речкой” Карен Таривердиев совершил 63 боевых выхода. За весь Афган у Таривердиева был лишь один “двухсотый”.

Остальных бойцов он сберег. Вернул женам, детям и матерям.

Давно хотел поделиться замечательной, почти неправдоподобной (хотя совершенно правдивой!) историей поэта, которого мы все знаем, как Афанасия Афанасьевича Фета.
Начнём с того, что Афанасий — плод большой и чистой любви. Богатый русский дворянин Афанасий Неофитович(!) Шеншин, находясь в турпоездке по Германии, пренебрёг принципом «русо туристо — облико морале!» и соблазнил замужнюю даму. Банальным адюльтером дело не закончилось: дама, которой вскружил голову отставной ротмистр, согласилась поменять скучную европейскую жизнь на всегда интересную российскую, и отправилась за возлюбленным в даль светлую. На Родине наш Дон Жуан не кинул даму, как можно было ожидать, а обвенчался с ней в храме Господнем. И стали они поживать как голубки, окружённые многочисленным потомством, среди которого самым заметным был, конечно, первенец, названный, в честь отца Афанасием.
Афоня, типичный представитель золотой молодёжи, жил в своё удовольствие, и вот тут, когда парню было 14 лет, судьба, как видно из каприза, ему сюрприз преподнесла.
Внеплановая проверка в приходской церкви, которая фиксировала все события в жизни дворян Шеншиных, выявила чудовищный подлог: оказывается, отрок Афанасий появился на свет в результате преждевременных родов, то есть раньше, чем его родители сочетались православным браком.
А, следовательно, парень был незаконнорожденным, бастардом, выблядком, — называйте, как хотите, но в любом случае этому человеку не полагалось ни дворянство, ни даже фамилия родного отца. Грандиозная несправедливость: накосячили родители, а вся тяжесть возмездия пала на их чадо.
Афанасия Шеншина вычеркнули из списка дворян (по тогдашнему изящному выражению «похерили», — то есть перечеркнули крест на крест, в виде буквы «Хер») и выдали новый паспорт, — с фамилией Фет.
Что это за фамилия? Фет (а на самом деле, конечно, Фёт) — это была фамилия его мамы до того, как она стала Шеншиной, то есть это фамилия её первого мужа, того самого рогоносца, которого она и покинула. Какая злая ирония! Дворянин Афанасий Шеншин в одночасье превратился в мещанина, и получил фамилию человека, которого он никогда не знал, и с которым не имел ничего общего.
Юноша достойно перенёс удар судьбы, но обрёл мечту и цель жизни: теперь больше всего на свете ему хотелось вновь стать дворянином! Вернуться в благородное сословие, в сообщество людей, которых Государь Александр назвал «ум, честь и совесть нашей эпохи».
Самый верный путь в дворянство лежал через ратную службу: капитанское звание давало право на потомственное дворянство. И, окончив университет, юный пиит (его стихи уже благосклонно оценили критики) поступил в кирасирский полк.
Военная карьера его не прельщала, он больше всего хотел быть литератором, но цель была одна: стать дворянином!
Афанасий служил добросовестно, исправно продвигался по чинам, и в какой-то момент вожделенные капитанские эполеты вместе с сопутствующим дворянством уже замаячили на горизонте…
Но судьба не дремала. Опа! Высочайшим указом дворянская планка была поднята чуть выше: теперь для получения документа о голубых кровях требовалось майорское звание.
Куда деваться? Скрипя сердцем, молодой улан (из кирасиров он перешёл в уланский полк) продолжил путь к заветной цели.
Вы не поверите, но шутка судьбы повторилась точь-в-точь: едва потенциальный дворянин ещё приблизился к заветной цели, она отодвинулась вновь, — планку опять подняли. Теперь критерием был чин полковника.
Это уже чересчур! Наплевав на мечту всей жизни, на 13 лет беспорочной службы, увенчанной орденами Святой Анны 3-й и 2-й степени, медалью за участие в Крымской войне, гвардейский штаб-ротмистр вышел в отставку.
Афанасий не просто смирился со своим мещанским сословием, он решил стать образцом мещанина: женился на купчихе с капиталом, купил поместье в Орловской губернии, и целиком погрузился в выращивание укропа с петрушкой, лишь изредка отвлекаясь на стихотворчество.
Представьте себе: отставной офицер оказался талантливым менеджером сельскохозяйственного производства! В хозяйстве как на дрожжах росли надои, привесы и урожаи!
И вот, посетив Орловскую губернию с рабочим визитом, Государь Император выразил местному губернатору благодарность за выдающиеся показатели в деле сельского хозяйства во вверенном ему субъекте. Губернатор, будучи порядочным человеком (а может просто свидетелей было много) отметил, что показатели губернии формирует, по сути одно хозяйство, под руководством видного агрария Фета.
Впечатлённый государь решил поощрить успешного фермера… Та-да-да-дам… Он пожаловал ему потомственное дворянство!!! Судьба решила показать, что её сюрпризы бывают не только негативными: и вот, махнув рукой на мечту всей жизни, Афанасий Афанасиевич, откуда не ждал, получил её исполнение.
Государь вернул ему и право на фамилию отца, так что дворянин Шеншин вновь вошёл в списки дворян Орловской губернии.
Однако поэт Афанасий Фет никуда не делся: до конца жизни литератор подписывался этой, случайно доставшейся ему фамилией, поскольку она уже прочно вошла в русскую литературу. И заслуженно: стихи его прекрасны и удивительны.
Кстати, Фету принадлежит совершенно уникальное произведение: единственное стихотворение на русском языке, в котором нет ни одного глагола.
Шёпот, робкое дыханье,
Трели соловья,
Серебро и колыханье
Сонного ручья,
Свет ночной, ночные тени,
Тени без конца,
Ряд волшебных изменений
Милого лица,
В дымных тучках пурпур розы,
Отблеск янтаря,
И лобзания, и слёзы,
И заря, заря!...

Рассказ старого афганца.
"...Ахмад Шах Масуд приказал занять высоту, через которую контролировалось Панджшерское ущелье.
Там расположились русские и мы месяцами не могли там пройти. Для атаки собрали армию. Нам понадобилось пять дней, чтобы сломить сопротивление русских. И то, потому что у них кончились патроны. Мы дорого заплатили, потеряли более 280 солдат...
Когда забрались на высоту, увидели, что против нас воевали пятеро 18-летних детей. Вы, американцы, не можете себе представить это зрелище. Пятеро против армии Шах Масуда. Приказали им молиться. Они знали, что мы их убьем.
И знаете что сделали русские дети?
Они молча посмотрели на нас, взялись за руки и обнялись. Они были готовы умереть, не важно как. Стояли грязные, голодные и в обнимку...
Не говорили и не плакали. Просто ждали свою смерть. Мы онемели ...
Такое зрелище могло поразить и самых твердых солдат, привыкших ко всему. Несмотря на то, что русские перебили половину наших, мы не знали, что делать. Для нас это были великие воины.
У них была честь. Они не просили за свои жизни.
Мои внуки учатся в Германии, но мне бы хотелось, чтобы они выросли как эти русские - настоящие мужчины.
А русских мы тогда отпустили. Да, были недовольные, но приказы не обсуждаются.
Пустили их с миром.
И знаете что? Русские пошли в обнимку и не повернулись увидеть не застрелим ли мы их в спину!
Это были настоящие мужчины."

Вчера была годовщина начала операции "Кукурузные Хлопья" - одной из самых странных и безумных психологических операций Второй Мировой.

Ее разработали оперативники союзников в феврале 1945 в Риме. И заключалась суть операции в создании тысяч и тысяч поддельных писем. Потом, союзники специально атаковали почтовые поезда, и разбрасывали поддельные письма рядом.

Немцы, не чуя подвоха, письма собирали и отправляли по указанным адресам. А в письмах - мемы с Гитлером, призывы сдаваться и всяческие издевательства над немцами для подрыва боевого духа.

Гениальное изобретение, которое смогло остановить фашистов под Москвой
Его придумали с помощью спичек, пластилина и игрушечных танков.
Михаил Львович Гориккер — возглавлял Московское танкотехническое училище. В первые месяцы войны его назначили начальником подготовки обороны города. Он работал как проклятый, пытался всё успеть и спал по 2-3 часа в сутки. Когда приезжал поздно ночью домой, то садился за стол на кухне и зачем-то начинал мастерить странные конструкции из спичек и игрушечных танков сына.
Потом стало понятно, зачем он это делал.
«Мне было 15, игрушки уже не интересовали, и я удивлялся, зачем они отцу, — вспоминал потом Владимир Гориккер, ставший известным режиссером. — Думал, от усталости он не может заснуть, вот и занимается всякой ерундой, скрепляя спички пластилином. Однажды он приехал домой с полигона и радостно завопил: «Два танка запороли!» Это было совсем странно. Чтобы отец, который каждую машину, как ребенка, опекал, радовался, что танк испортили?!»
3 июля 1941 года Госкомиссия провела испытания противотанкового препятствия, которое придумал Гориккер. Клык заграждения попал между гусеницей и ведущим колесом, упёрся в днище и приподнял танк. Машина была обездвижена и её можно было расстрелять из артиллерийских орудий.
Конструкция заграждения была элементарной: куски рельс, сваренные буквой “Ж”. В народе это прозвали “Ежом”. Хитрость была только в правильной расстановке — 2-3 ряда в шахматном порядке, на расстоянии в ⅔ от ширины танка. Первый ёж переворачивался и упирался в днище, а второй ставил машину на дыбы. Простое и гениальное решение.
Для битвы под Москвой изготовили 37,5 тысяч ежей. Именно они, вместе с героической отвагой советского народа остановили 90% нацистских танков. Всего же за годы войны сделали около 2 миллионов ежей.
Тогда было не до патентов и похвальбы, поэтому имя автора как-то затёрлось. Вскоре их стали считать народным изобретением. Но справедливость всё равно восторжествовала: в 2000 году в Домашнем архиве Гориккеров нашли чертежи и акт правительственной комиссии о ежах и их создателе. А Владимир Гориккер добился открытия мемориальной доски посвящённой его выдающемуся отцу.